Философ Секацкий о Канте и вице-адмирале: Спасавшие страну от нацистов вряд ли разбирались в трансцендентальной апперцепции

«Категорический императив» Канта как недостижимая русская константа. Философ Александр Секацкий в интервью «Фонтанке» заступился за вице-адмирала Балтийского флота, для которого Иммануил Кант — «чужак».

Игорь Мухаметшин и Андрей Секацкий//Коллаж/mil.ru/Михаил Огнев/»Фонтанка.ру»

«Игра в города» для взрослых, она же идея коллективного присвоения имён великих соотечественников аэропортам России, нужна для отвлечения внимания. Но «пинать грушу», то есть главу штаба Балтийского флота вице-адмирала Игоря Мухаметшина за его отрицание «категорического императива» «чужака» Канта не стоит, уверен философ Александр Секацкий.

В интервью «Фонтанке» знаток философии Канта рассказал, что «братское воинство» тоже умеет шутить, категорический императив у нас ближе творческим людям и бизнесменам уровня Сергея Матвиенко, а всем остальным в России «шестое доказательство Бога» по Канту ни к чему, т.к. общество предпочитает тонуть в манипуляциях «грязных политиков» и «больших СМИ».

— Александр Куприянович, вице-адмирал Игорь Мухаметшин говорит, что Кант писал какие-то «непонятные книги, которые никто не читал никогда и читать не будет». Судя по выбору калининградцев, с ним согласны. С какой книги Канта вице-адмиралу и жителям города все же стоит начать знакомство с земляком?

– Во-первых, хочу сказать, что лично я вообще противник идеи присвоения имён аэропортам. Мне кажется эта идея сама по себе чрезвычайно искусственной. Кажется, ее единственная причина состоит в том, что «там, у них» есть аэропорт имени Бен Гуриона или Шарля де Голля, – ну а мы чем хуже? Увы, самая распространенная мотивация, и, как правило, имеющая успех. А что касается подсказки для вице-адмирала, это ведь вы хотите его выставить на посмешище…

— Не я сказал эти великие слова: «Писал какие-то непонятные книги, которые никто из здесь стоящих не читал никогда и читать не будет». Но и я понимаю, что надо бы освежить курс философии. Почитать Канта на досуге.

– (Смеётся.) На досуге Канта почитать, скорее всего, не получится. Чтобы читать ту же его «Критику чистого разума» или «Критику практического разума», нужны систематические усилия. Поэтому я ничего не смогу порекомендовать ему для чтения на досуге. Кант не предназначен для повседневного чтения ни в России, ни где-либо еще. Мне досадно, что в качестве мишени для насмешек у нас всегда избирается только одна сторона. Получаются прекрасные боксёрские груши и мальчики для битья! И все наши замечательные бойкие репортёры в очередной раз оттягиваются, стараются пнуть. В данном случае вице-адмирала. Хотят показать свою  эрудированность и просвещенность, которая с той же кантовской точки зрения абсолютно ничем не отличается от случайных слов вояки.

— Упаси меня Бог! Пинать вице-адмирала я не хочу. Более того, я такой же, как он. Не догоняю за «категорическим императивом».

– А я не готов ничего сказать в осуждение вице-адмирала. Вот ведь и у тех солдат, что когда-то спасли страну от нацистов, была какая-то уж больно неказистая форма – бушлаты, ватники… То ли дело обмундирование войск СС!.. Да и в проблеме трансцендентальной апперцепции (понятие философии Канта, где апперцепция – самосознание. – Прим. ред.) они вряд ли разбирались.  Просто так устроен мир. И понятно, что манипулятивная стратегия СМИ тоже на этом основана. Кто какую грушу для битья выбирает. Всё это настолько предсказуемо, что неинтересно.

— Эту грушу долго будут пинать?

– Пока не подвернется новая. По сути, это способ сведения политических счётов. Показывать представителей другой точки зрения полными невеждами. И всегда существует преимущество больших СМИ перед любым оговорившимся, который виноват хотя бы тем, что «не наш».

— Спасибо за комплимент! «Фонтанка» небольшое по размерам СМИ, но и не маленькое по значению. Вы правы. То есть настоящий боевой вице-адмирал слабее «маленьких» нас?

– Он априори в проигрыше, если речь идет о сражении на газетных страницах. Страх прямого высказывания – одна из характерных особенностей современного гражданского общества. Но самая тяжелая степень запуганности не у нас, а у академического сообщества Европы. Вот где до дрожи боятся ляпнуть что-нибудь не то! И в результате, на конференциях, зевая, слушают безвкусные дистиллированные речи друг друга.

— Вы про толерантность? Но Восточная Пруссия – российская территория. Там с толерантностью вроде как везде в России.

– Да. Я про толерантность. И у нас действительно кто угодно может ляпнуть что угодно. Жириновский, Кадыров, вице-адмирал или я – частенько это бывает неуместно. Но попытки приструнить оратора, показать своё мнимое превосходство, свою «прогрессивность», вызывают у меня печаль. Видимо, это неизбежно. Эта внутренняя война…

— Наш с вами разговор – признак идеологической войны за свободу слова?

– Едва ли. Но ключевой вопрос вот в чем: можно ли свободно высказывать свои «неправильные» мнения или свобода слова относится лишь к высказыванию «правильных» мнений, одобряемых прогрессивной общественностью? Я считаю, что не стоит придираться к разным ляпам и делать из них сенсации. Всё это делается искусственно.

— Да вроде вице-адмирал говорил сам. И говорил громко. Апеллируя к десяткам подчинённых. Кто тут искусственный? Может быть, сам «чужак» Кант?

– Я бы сказал, что Кант сегодня так же чужд и непонятен для современного немца, как для современного русского. Людей, которые действительно читали и разбирались бы в философии Канта, мало. Досадно, что Канта, Августина или, скажем, Лейбница без спросу берут в союзники только для того, чтобы предъявить обвинение.

— У нас вообще любят судить и осуждать. Пусть хоть так лишний раз перечитают хотя бы цитаты Иммануила Канта!

– Исключаю, что кто-то пойдёт за томиком Канта в библиотеку теперь. Неужели вы сами взяли Канта в руки именно после этой истории с вице-адмиралом?

— Кое-что успел посмотреть перед нашим разговором! Я же должен изобразить «свою прогрессивность».

– Для меня слова вице-адмирала как повод для разговора о Канте – несколько странновато. Но тогда я могу сразу вспомнить американских президентов, которые любят путать Бразилию с Боливией или Австрию с Австралией. Степень невежественности американской элиты просто фантастична, тут нашим властям их ни за что не догнать. Но найти боксерскую грушу можно везде, было бы желание.

Игорь МухаметшинФото: официальный сайт МО РФ

— Таков удел публичного человека. Вице-адмирал – публичная персона. Советуете им отнимать смартфоны у коллег на торжественных построениях? На всякий случай, чтобы грушей не стать.

– В эпоху гаджетов и соцсетей, тем более в публичном пространстве, всегда нужно быть готовым к перекрестному обстрелу. Так что глупо реагировать на каждый синяк. Да и приватности в прежнем смысле уже нет, какой бы ты герметичный образ жизни ни вел, найдут, на чём подловить, если захотят.

— Плохо у нас с «категорическим императивом». А есть страны, сообщества, соцгруппы, где кантовский императив усвоен хорошо?

– Кантовский категорический императив постоянно путают со случайным его содержанием: поступай по отношению к другому так, как ты хотел бы, чтобы поступили по отношению к тебе. Это содержание Кант приводит как пример. Вообще же категорический императив – это принцип, который гласит: поступай так, как если бы максима твоих усилий и воли была законом этого мира. То есть речь идет о чистой  форме, что выражает суверенитет личности. Ты что-то считаешь истиной – и живи в соответствии с этой истиной.

— У нас истиной многие считают то, что им «старший» сказал. То есть у нас плохо просматриваются в обществе те, кто понимают Канта?

– Просто всегда есть «люди длинной воли». Собственного внутреннего суверенитета. Они и следуют категорическому императиву Канта, даже не догадываясь об этом.

— Вы давно их видели?

– (Долгая пауза.) А вы?

— Мой круг общения состоит из самостоятельных людей, которые сами конструируют свою жизнь. Не живут в долг. Да, я их вижу регулярно. Но их меньшинство. Так будет всегда? Это аксиома?

– Конечно. Но одновременно этот расклад сил демонстрирует загрязнённость сферы, именуемой словом «политика».

— В России у политиков с «категорическим императивом» хуже, чем у всех остальных?

– У американских хиппи был прекрасный тезис: лучше в грязь залезть, чем в политику. И вся современная политика, вся без исключения, устроена именно по этому принципу. Об этом лучше других высказался современный немецкий философ Петер Слотердайк, когда сказал, что «политика – это когда одни лжецы обличают других лжецов во лжи». Каждый выхватывает что-нибудь своё, чтобы показать другим, какие они ограниченные. А собственное персональное комьюнити разоблачителя радуется, чувствуя свою общность и прогрессивность. С той же самой кантовской точки зрения, с высоты категорического императива, разницы между разоблачаемым и его разоблачителем нет абсолютно никакой. Современная политика безнадёжна вся. Так же, как и современные элиты, которые ей заняты.

— Есть же умные бизнесмены. Вот Сергей Матвиенко известен своим цитированием Канта. Есть люди творческих профессий. Разве у них тоже всё плохо с императивом?

– Если отбросить иронию, можно сказать просто: за пределами политики и вообще публичности следование категорическому императиву встречается чаще. Точнее, оно все же встречается.

— А если вице-адмирал усвоит цитату Канта «Веселое выражение лица постепенно отражается и на внутреннем мире», он перестанет быть хорошим военным?

– Понятно, что некоторая угрюмость, постоянная серьезность – это определённые черты национальной ментальности,  причем такими они воспринимаются только извне. Мы, в свою очередь, любим, подобно героям фильма «Брат-2», комментировать беспричинно улыбающихся американцев. Их абстрактную приветливость, которая ни на что не направлена. Просто у них так принято.

— Абстрактная улыбка хуже, чем брови, сросшиеся от серьёзных дум?

– Я думаю, что это равносильные вещи. В сущности, условность, зависящая от нормы реакции. Конечно, попадая в Россию из Европы и США, кажется, что всё слишком хмуро, что никто тут не улыбается доброжелательно. Но и наоборот, когда мы попадаем туда, мы видим, что то, что мы считали приветливостью и доброжелательностью, на самом деле элементарная завеса вежливости, чистая  имитация, которая не значит абсолютно ничего.

— «Непонятные книги» на русских рубежах никто никогда не читал и «читать не будет»? Не улыбались и не будем косить под американцев с их зубастыми улыбками?

– Кстати, у нас в армии с юмором всё хорошо. Воинское братство просто так устроено по своим законам, здесь не обойтись без подначивания, а порой и без трехэтажного мата. Что касается армейских шуток сержантского звена, то они поразительно близки у всех армий мира. Скорее, это специфическая черта военного сословия.

— А в чём причина, что выше по карьерной лестнице сержантский юмор улетучивается?

– Вы забыли, что был генерал Александр Лебедь и его шутки! И другие подобные персонажи.

— Александр Иванович нас покинул 16 лет назад. С тех пор у нас военные публично и не шутят. Скорее, нынешние начальники следуют другой цитате Канта: «Дайте человеку все, чего он желает, и в ту же минуту он почувствует, что это все – не есть все».

– Этому принципу следуют все начальники. А заодно и все люди.

— То есть россиянам достаточно пяти доказательств Бога по Святому Фоме Аквинскому. 6-е доказательство Канта нам просто не нужно? Бог как «проявление нравственности» – не наш Бог?

– Действительно, у Канта есть опровержение онтологического доказательства бытия Бога. Но есть и доказательство его существования с точки зрения чистого практического разума. Нынешние россияне здесь совершенно ни при чём. 

Андрей СекацкийФото: Михаил Огнев/»Фонтанка.ру»/Архив

— Но вы же как преподаватель регулярно видите смену поколений молодёжи. Каждое следующее поколение всё дальше от всех этих доказательств нравственных принципов и божественности?

– Каждая эпоха имеет свой вкус к определённой философии или отсутствие вкуса. Иногда это может быть игра в бисер – что тоже неплохо, если соответствует духу времени. Я помню, как после событий 11 сентября 2001 года у нас на философском факультете был семинар по философии Аристотеля. Величайшее достоинство студентов состояло в том, что они сразу отмели попытку обсуждать вчерашнее событие, сосредоточившись на разборе различий между энергией и энтелехией Аристотеля. Это и есть элемент подлинной философии внутри нашего бренного и суетного мира. Ведь отбросить такие события нелегко, но это близко к кантовскому категорическому императиву. Уметь не видеть в упор рябь на воде. Всегда найдётся кто-то, кому будет интересно именно это, а не отвлекающие вещи.

— Так Кант всё дальше от нас сегодняшних?

– Кант там же, где он и был. Сегодня, пожалуй, самое популярное философское чтение представлено американским non fiction: теории квантовой механики, множественности Вселенной, теории хаоса и так далее. Некоторым образом эти знания сегодня выполняют функцию прежней натурфилософии. Многие из этих книги неплохо написаны. Но по сравнению с классической, глубоко продуманной немецкой философией, которая остается вершиной, это можно назвать утратой культурных слоёв, потерей вкуса к пониманию главного. Но таково время. От нашего ворчания оно не изменится.

— Но книги Стивена Хокинга – это всё же не для человека из народа, который составляет основу армии и флота?

– Воин тоже тянется к таким вещам. Позиция воина, как это ни покажется странным, очень близка к полноте мысли. Если мы вспомним свободных граждан греческих полисов, то они все были воинами, включая Сократа. Они обязаны были владеть оружием. И им это вовсе не мешало заниматься философией. Можно вспомнить и  дворян начала XIX века – вплоть до торжества разночинской культуры. Того же Чаадаева.

— То есть вице-адмирал, отрицающий земляка Канта, предпочитает сегодня теорию большого взрыва Хокинга? «Обязательно бахнем», но несколько миллиардов лет назад?

– Уверен, что среди адмиралов количество читателей Стивена Хокинга не обязательно будет меньше, чем среди топ-менеджеров.

— Вы читали лекцию пингвинам в Антарктиде. С ними проще договариваться, чем с людьми? Как у них с категорическим императивом?

– С ними в чём-то проще договариваться. Но в чём-то труднее. Понятно, что этот диалог – в конечном итоге диалог с самим собой. Но то, что это настоящие живые пингвины, вводит новые адресации и смыслы. Это очень важный опыт. Пингвины – одна из самых сложных, но в то же время интересных и благодарных аудиторий. И, кстати, с категорическим императивом у них все в порядке…

— Вторую лекцию поедете им читать?

– Этот опыт будет продолжен – необязательно мной. Человек ведь обращается с речью ко всему сущему. Но только на понятном этому сущему языке. В том смысле, что и гончар говорит с глиной на языке глины, и в результате получается кувшин: если он знает язык материи, с материей можно договориться.

Иммануил Кант

— Известно, что в эссе «Что такое просвещение» Кант разделил людей на «совершеннолетних» обладающих автономией разума и «несовершеннолетних» лишённых этой автономии. Монархия и Церковь этого ведь вполне достаточно для «несовершеннолетних»?

– Я так не думаю. Я думаю, что совершеннолетие предполагает резонанс с собственной историей. Понимание духовного опыта тех, кто жил раньше. Понимание причин их поступков. Совершеннолетний индивид, о котором говорил Кант, представляет собой сегодня исчезающую (если не вообще исчезнувшую) натуру, сменившуюся сегодня пустой имитацией. А несовершеннолетие – это как раз и есть дешёвенькое программирование современными побрякушками, которые упакованы в разные подобающие сегодняшнему дню упаковки. Вроде той же толерантности и современных ценностей. Которые в действительности абсолютно лишены глубины. Возможности входить в глубокий опыт и понимать другого. Скорее, это впадание в детство и ограниченность, которые при случае выдают себя за «зрелость».

— Мы в «детскость» ползём или к «зрелости» тянемся? Студенты о чём вам говорят?

– Есть и те, и другие тенденции. Но студенческий возраст сам по себе прекрасен и самодостаточен. Тут и раскрывается изначальная идея университета – получения знаний ради самих знаний. Идея свободы знаний и любви к  пониманию – великая идея человечества. Это потом нужно будет что-то поставить на профессиональные рельсы, а что-то отбросить. Но сохранение навыка ученичества очень важно, только он дает внутреннюю  бесконечность жизни. И сегодня в каждом потоке непременно попадаются несколько человек, для которых реальность метафизики – не пустой звук. Другое дело, что сейчас много соблазнов, чего стоит  директивное программирование через визуальность. Им сложнее. Но человека не так легко поработить, как кажется. Независимое суждение ещё может появиться. В этом смысле соцсети – ресурс свободы. В отличие от «больших СМИ», которые заняты принудительным цивилизаторством и социальной инженерией: еще недавно казалось, что они победят и сопротивляться бесполезно. Но сейчас социальные сети вытащили все фиги из карманов и предъявили их напрямую, так было обретено основание для высказывания любого независимого мнения. И это стало большим сюрпризом для западных элит. Четвёртая власть, т.е. СМИ, неожиданно дала сбой по всем фронтам. Прямые электронные коммуникации вытащили прямые мысли из подполья, и появился шанс противостоять самозваным учителям жизни.

— И видеоролик с вице-адмиралом, которого вы отказались «пинать», как «грушу», нам подарили именно воспетые вами сейчас соцсети! Там, кстати, многие видят агрессивный отказ от Канта как жест отказа от поисков идеального и сверхчеловеческого, то есть немецкой философии. Отказ от протестантской этики.

– Да уж, сколько всего можно, оказывается, привязать к наивному и простодушному высказыванию вице-адмирала. В действительности, произошел всего лишь некий единичный эксцесс. А вот выхватывание этого эксцесса – это симптом! Или, если угодно, диагноз.

P. S. По предварительным итогам ни «европеец» Кант, ни «европеец» Пётр Первый не грозят аэропортам Северо-Запада России. Пулково рискует получить имя представителя «военного братства» Александра Невского. В то же время калининградский аэропорт Храброво избежал имени маршала Василевского, за которого агитировал вице-адмирал, но получил имя дочки создателя Санкт-Петербурга Петра Великого — Елизаветы Петровны.

Николай Нелюбин, специально для «Фонтанки.ру»

Источник: fontanka.ru

Оцените статью
Мужской день
Добавить комментарий