Всеволод Шиловский: Главное в искусстве — нравственность и эстетический вкус

Всеволод Шиловский на встрече с керченскими зрителями. Автора.

Крым прочно вошёл в жизнь любимого многими поколениями актёра много лет назад, когда вместе с Василием Лановым он стал инициатором и организатором международного кинофестиваля «Алые паруса» в «Артеке». А в этом году он не только участвовал в торжественном открытии 29-й по счёту киновстречи, но и впервые побывал на международном фестивале античного искусства «Боспорские агоны».

 

— Какое впечатление произвели на вас керченские встречи, Всеволод Николаевич?
— Колоссальное! Оказаться в жюри грандиозного фестиваля, выступать перед жителями города-героя — это такая честь! И настоящий подарок судьбы! Мне предоставили возможность познакомиться с историческими местами, о чём давно мечтал. Участники фестиваля жили в посёлке Героевском — Эльтигене, где всё напоминает о страшном времени жестоких боёв с фашистскими захватчиками. Здесь бережно сохраняется память об этом. Не только в стенах музея, но и под открытым небом, где стоят мемориальные экспонаты, можно заглянуть в окна полевой операционной. Ты буквально оказываешься в том времени, слышишь свист пуль и звук разрывающихся снарядов. Страшные события, героические люди.
— На творческой встрече с керчанами вы очень интересно рассказали о работе в театре и кино. А какую из этих ипостасей ставите на первое место?
— У меня очерёдности в этом нет. До сорока двух лет я вообще не снимался — служил во МХАТе, и больше ничего не нужно было. Имею в виду старый добрый МХАТ, до распада на «ефремовский» и «доронинский».
— Ходит такая байка, что вас даже кто-то назвал «МХАТом».
— Это не байка. Когда меня принимали в Союз кинематографистов, тогдашний секретарь этой организации Евгений Матвеев при виде меня произнёс: «Товарищи! Прошу поприветствовать. К нам пришёл МХАТ!».
— Как же кино вошло в вашу жизнь?
— Когда старый добрый МХАТ развалился, ничего не оставалось, как с головой, что называется, уйти в кино. Что я и сделал, и ощутил все его прелести. Надо сказать, меня подхватили сразу же — уже был мастер. На одном «Ленфильме» подряд 10 фильмов у лучших режиссёров. У уникального человека, прошедшего войну, потрясающего режиссёра Петра Ефимовича Тодоровского снялся в трёх картинах. Андрюша Смирнов даже написал для меня роль в картине «Жила одна баба» — священника. Теперь у меня 120 картин, а то и больше.
— Но ведь вы, пусть и «без головы», уходили в кино и до того, как покинули театр?
— Это было так, между делом. Скромная роль пассажира в фильме «Наш дом» в шестидесятые годы. Я как-то всё «не тянул» на «героев». Предлагали играть довольно неприятных персонажей. Такими были Николай в фильме Сергея Микаэляна «Влюблён по собственному желанию», отец главной героини в «Интердевочке» Петра Тодоровского. Соглашался, потому что это было настоящее перевоплощение.
— Вас можно назвать в числе основоположников сериалов, после того как стали режиссёром семнадцатисерийного телефильма «День за днём»?
— В какой-то степени можно. Это не единственный опыт на телевидении: был фильм «В одном микрорайоне», японский проект «Полиция Хоккайдо». Есть и несколько полнометражных фильмов: «Миллион в брачной корзине», «Кодекс бесчестия», «Приговор», «Блуждающие звёзды».
— На ваш взгляд нынешнее слезливое «мыло», сериалы с пострелушками помогают расти молодёжи, которая в основном только в них и занята?
— Вы ещё мягко назвали этот продукт, в Москве сериа­лы называют «прокладками для рекламы». Но телесериалы — это нормальный процесс. Телевидение спасло кинематограф. Если бы не сериалы, мы вообще лишились бы профессионалов кинопроизводст­ва. А так они сохранились, «не вымерли» и берутся за настоящее дело. И, должен заметить, что сериал сериалу ведь тоже рознь. Когда качест­венное что-то появляется на телеэкране, страна замирает. Так было с «Семнадцатью мгновениями весны» в своё время, потом — с «Ликвидацией», блистательным сериалом с блестящими актёрскими работами. Они перевешивают киноширпотреб с дешёвым юмором, пустотой сердечной. Но это всё пройдёт, вернётся настоящее. Я уже шестьдесят с лишним лет в искусстве, знаю, насколько сложен процесс формирования высокой нравственности, хорошего эстетического вкуса. И насколько это важно.
— Что для вас, сыгравшего без малого сотню ролей, главное в создании образов?
— То, что я никогда не позволял и не позволяю себе повторяться. Каждая роль — совершенно новая. Будь то божий одуванчик Паша в «Любимой женщине механика Гаврилова», робин гуды или злодеи, которых тоже пришлось переиграть немало, мафиози, как в фильме «Барханов и его телохранитель», сериале «Каменская», Кадрусс в «Узнике замка Иф», генеральный прокурор России, сумасшедший, алкоголик, Россини. Такой вот диапазон.
Что помогает в небольшом эпизоде прожить целую судьбу, запомниться небольшой ролью?
— Шлейф жизни, что же ещё?
— Как и в основе книги «Две жизни»?
— Конечно, всё она, жизнь во всех проявлениях, заставила не написать — наговорить эту книгу талантливой женщине, редактору Анне Евсеевой. Я ведь не писатель, а рассказчик. Вот она и слушала часами меня. Да как слушала! И сумела сохранить мой стиль, мой язык, не исказить стилистику. Это очень ценно. В книге — я, без литературной обработки.
— Две жизни — это театр и кинематограф?
— Это театр и кинематограф во мне. Это люди, которые меня окружали, помогли мне достичь той планки, ниже которой стыдно опускаться, каким бы видом искусства, творчества ни занимался. Мне посчастливилось работать с талантливыми людьми. Они и кислород, и допинг, и счастье. Так повезло, что играю и в театре, и в кино с божественными партнёрами. И за это не перестаю благодарить судьбу.
— Вы до сих пор преподаёте в школе-студии МХАТ?
— Сейчас — во ВГИКе, а там начинал это дело в молодые годы. Первый мой поставленный со студентами спектакль «Медея» в 1961 году увидел Виктор Яковлевич Станицын, — поистине великий художник, актёр и режиссёр, любимый ученик Станиславского и Немировича-Данченко. Тогда он меня взял в ассистенты на спектакль «Единственный свидетель». И на одной из первых репетиций мэтр оставил меня с корифеями один на один и пошёл попить кофейку. Можете представить себе моё состояние! А он вернулся как ни в чём не бывало, посмотрел сцену, которую мы без него отрепетировали, и довольно потёр руки: «Именно так я её и хотел построить. Идём дальше». Конечно, это был чисто педагогический ход для него, а для меня — крылья. Они окрепли благодаря этому уникальному человеку, артистам, с которыми он мне доверил работать самостоятельно над спектаклем «На всякого муд­реца довольно простоты»: Массальским, Прудкиным, Яншиным, Стриженовой, Пилявской. После этого спектакля Виктор Яковлевич сказал: «В художественном театре родился режиссёр Всеволод Николаевич Шиловский». Было это в 1973 году, в день моего рождения.
— Как наставляете молодых?
— Как меня наставляли в старом добром МХАТе: театр, это, прежде всего, перевоплощение. Ты должен окунуться в логику другого человека, зажить его мыслями, чувствами. Поэтому говорю молодым: научитесь думать, слушать, любить — артист! Не научитесь — свободны!

 

Досье

 

Народный артист РСФСР, актёр театра и кино, режиссёр, сценарист, педагог Всеволод Николаевич Шиловский родился 3 июня 1938 года в Москве. Выпускник Школы-студии МХАТ. Зрительский успех пришёл с первых же картин: «Торпедоносцы», «Избранник судьбы», «Военно-полевой роман», «Жизнь Клима Самгина», «Барханов и его тело­хранитель». Успехом пользуются фильмы режиссёра Шиловского, среди которых: «Линия смерти», «Миллион в брачной корзине», «Избранник судьбы», «Блуждающие фильмы», «Кодекс бесчестия», «Приговор». Награждён орденами «За заслуги перед Отечеством» IV степени, Почёта, Дружбы, наградным знаком Министерства культуры РФ «За вклад в российскую культуру».

Источник: otpusk-v-krimu.ru

Оцените статью
Мужской день
Добавить комментарий